Он в задумчивости водит указательным пальцем по губам; мысли то и дело возвращаются к женщине, о которой он вынуждал себя не думать. Вкус ее губ еще долго ощущался на его устах; тепло тела и свежий аромат мягких волос, - впервые он возбудился, думая о ком-то кроме своей сестры. Как бы то ни было, но даже Алекса в тот вечер не смогла полностью вырвать Флоренсию из головы Джейса; не удалось это и шлюхе, что спустя пару часов после происшествия призывно манила бедрами, рассыпав по плечам шоколад волос, чтобы он не видел лица, и мог представить, что на ее месте – его невыносимая невеста, ибо лишь так юноша смог на короткое мгновение выплеснуть всю ярость, и освободить голову от эмоций, что мешали трезво думать.
Он пошел к ней и на следующий день, потому что утром схватил мантию, которую забыли почистить домовики, и которая еще хранила аромат духов Кэрроу. Мимолетный, но этого хватило, чтобы Эйвери снова снесло голову от воспоминаний. В чем причина его внезапного желания – он не мог понять, и всеми силами пытался заглушить это в себе, снова и снова прогоняя соблазнительный образ невесты из своей головы. Нет, он не станет слабаком, жаждущим ее прикосновения, поскольку после свадьбы сможет сам, в любое время и в любом месте, брать то, что принадлежит ему по праву; и значения уже не имело, будет ли она против. Почему то мысль о том, что стоит попытаться наладить отношения с девушкой, вызывала в нем противоречивые чувства. Он видел, что она сопротивляется, а значит ему нужно не идти ей на уступки, а заставить подчиниться; угрозами, шантажом, даже насилием, но он планировал добиться своей цели в любом случае.
День повышения встретил Эйвери утренним морозом, бокалом виски на работе; пока начальник произносил тост, Джонатан словил на себе как минимум три заинтересованных женских взгляда, которые расценил как повод пообщаться позднее. Девушки и прежде пытались флиртовать с Эйвери, и некоторых он поощрял, к кому-то подкатывал сам, но до повышения этот интерес был скорее в рамках работы: никто не спешил оставаться вместе с ним допоздна, ибо наличие потенциальной супруги, и низкая должность, делали Джонатана отнюдь не завидным любовником, не смотря на все его наследство. Сейчас, взлетая практически до небес, становясь личным помощником начальника целого отдела, пожалуй, одного из самых крупных в Министерстве, Джейс приобретал определенный вес в обществе, и мог позволить себе тонкие намеки, непринужденный флирт с молодой девушкой, секретарем, которая, возможно и питала надежды на то, что Эйвери разорвет помолвку.
Коллеги хлопали юношу по плечам, поздравляли и предлагали после службы отправиться в бар, отметить по-взрослому, на что Эйвери утвердительно кивал, мысленно проклиная понедельники, и уже заранее чувствуя утреннюю головную боль от похмелья. Стоило бы завязать с выпивкой; его друг говорил абсолютно то же самое каждое воскресенье; но Джейс еще чувствовал себя едва ли не богом, аполлоном, ловля очередной многообещающий взгляд секретарши, и не сводя своего собственного с ее бедер, плавно покачивающимся в такт ее шагу. За все то время, что он не видел Флоренсию; либо же встречал, но мельком, едва ли вылавливая силуэт на работе; он успел уже успокоиться и продолжить жить в привычном русле. Алекса снова поселилась в его голове, вынуждая все чаще уходить из дома, посещая публичные дома, и выплескивая пар на очередной девушке. Он стал чаще ловить себя на мысли, что битье проституток уже входит в привычку, и доставляет куда больше удовольствия, чем посредственный секс, пусть и в весьма грубой форме. Он поймал себя на мысли, что если начинает душить шлюху, так похожую на его сестру, или же на Флоренсию, то одна лишь эта фантазия возбуждает до потемнения в глазах.
Даже сейчас, развалившись в кресле, и закинув ноги на стол; в кабинете, где он остался один, поскольку все ушли, празднование окончилось и начальник напомнил о том, что пора продолжать работу; он допивал оставшийся в стакане виски, и, прикрыв глаза, думал о том, на сколько смелой окажется секретарша, и как далеко она будет готова сегодня зайти. А в том, что ему это было необходимо, он не сомневался, поскольку невеста в очередной раз вернулась в его мысли. Ворвалась подобно урагану, пока он стоял возле двери своего кабинета, и беседовал с той самой секретаршей, на секунду отвлекшись и заметив в другом конце коридора ее, в откровенно обтягивающем платье, и на неимоверно высоком каблуке; даже не узнал поначалу, решив, что это кто-то похожий, а может быть и вовсе ее сестра. Но спустя мгновение, когда она чуть повернулась, Джейс едва ли не зашипел, схватившись пальцами за край деревянной столешницы так, что побелели костяшки. Она улыбалась очаровательно, но даже с такого расстояния о мог видеть бесноватый огонь в этих глазах; она развернулась, и пошла прочь, покачивая бедрами, и в паху Эйвери словно Круциатусом прострелили, он едва устоял на ногах, не сводя взгляда с ее спины, будто бы желая прожечь в ней дыру, но мечтая об одном: показать ей на деле, каким он бывает в гневе. Никто не смел так смотреть на зад его почти_жены, но она сама позволила это, вырядившись так, выставив напоказ то, что должно быть скрыто; и с одной стороны он был горд от того, что ему достается такая красавица, но с другой стороны чувство собственности буквально выгрызало глотки каждому мужчине. Однако он не мог вызвать каждого на дуэль лишь из-за глупости его бабы, и своей необоснованной ревности. Он мог лишь наглядно продемонстрировать ей всю силу своего гнева и желания.
С громким звуком хлопнула дверь, Эйвери ворвался в свой кабинет, и тут же рухнул на кресло, наливая себе еще одну порцию виски, и залпом опрокидывая в себя. Секретарша робко стучит в дверь и входит в кабинет. Ее груди едва ли не выпрыгивают из декольте, она спрашивает, все ли в порядке, и Эйвери улавливает в ее голосе практически приглашение, но вместо того, чтобы запереть дверь, и грубо взять ее на столе, он отсылает девушку прочь, пытаясь мысленно разобраться в себе, и проанализировать ситуацию. Женщина у него была вчера, он не страдает отсутствием секса, воздержанием, и ему не пятнадцать лет, чтобы заляпать собственные брюки, не сумев удержать все в себе. От одного лишь вида туго обтянутой задницы; отменной, к слову, задницы, которую он желал представить без этого платья. Мысль о том, что Флоренсия дразнила – теплилась лишь в самом уголке сознания, и сейчас юноша думал, что она специально ходит в его отдел, а может и не только в его, одеваясь подобным образом, словно насмехаясь над них, или же желая соблазнить кого-то другого. Стоило бы навести справки, и узнать как можно больше о том придурке, с которым она желала связать свою жизнь. Если выяснится, что он работает где-то здесь, и они видятся, Эйвери без колебаний убьет его.
Новый стук в дверь, Джонатан едва успевает рявкнуть: «я же просил!», но тут же замолкает, поскольку на пороге возникает она, бесцеремонно вошедшая внутрь, и бросающая перед ним на стол какие-то бумаги. Джейс на мгновение даже не понял, что ей нужно, и реальна ли она; возможно, это его воспаленный мозг явил галлюцинацию; но лишь спустя мгновение сообразил, в тот момент, когда девушка отвернулась и принялась осматривать кабинет, - ей что-то нужно. И это «что-то» - определенно, его самообладание.
Он откидывается на спинку кресла, расслабленно сцепляя руки в замок перед собой, и не сводя с нее заинтересованного взгляда. В глазах вспыхивает огонь желания, когда девушка садится на стол, и от него не укрываются ни ее жесты, ни тон голоса, с которым она произносит слова. Он лишь лениво улыбается, и достает из кармана мантии волшебную палочку, направляя ее на дверь, и произнося сначала запирающее, а затем и заглушающее заклинание. Ухмылка становится шире, когда юноша, все так же молча, наливает в стакан виски, и медленно делает небольшой глоток, взглядом изучая каждый дюйм ее тела, задерживая взгляд на бедрах, отмечая чулки, и едва заметно сглатывая, представляя, как она будет смотреться без платья, в одних чулках, лежа на животе на том самом столе, на котором так вульгарно расселась, пока он будет показывать ей всю силу своего гнева, желания, и нетерпения ею обладать. Мысленно, поскольку он дал себе зарок не прикасаться к ней до тех пор. Пока она не станет его женой. Как бы сильно этого не хотелось, но он понимал, что не смотря ни на что сможет удержать себя в руках. С трудом.
— Я смотрю ты надумала показать все свое мастерство шлюхи, явившись в мой кабинет в… этом. Что ж, — Джонатан насмешливо взмахивает рукой, как бы приглашая ее к действиям; не переставая усмехаться, и едва заметно изогнув брови, — приступай. Весь мой отдел уже заценил формы будущей миссис Эйвери, теперь давай посмотрим, так ли ты хороша, как сама об этом думаешь.
Он едва сдерживался, чтобы не сорваться, но продолжал лениво восседать в кресле, расслабленно откинувшись на спинку, и выжидающе глядя на свою невесту, вертя в руках бокал с виски.
— Если желаешь выпить для смелости, то второй стакан в шкафу позади тебя.
Он насмехался; открыто, едко, давая понять, что по прежнему считает себя хозяином положения, и раз она пришла к нему по своей воле, то он решил воспользоваться ситуацией. Пожирая ее взглядом, и мысленно ругая себя за то, что не прогнал, поскольку сам себе же устроил дьявольски трудное испытание, ведь не зависимо от того, как она поведет себя, он уже был возбужден, и понимал, что сдерживать порыв становится все труднее.

Тихий треск поленьев не мог отвлечь Эйвери от созерцания ее фигуры. Смотреть на нее было приятно; приятно было осознавать, что не все чистокровные аристократки забили на свою фигуру, исходя из мыслей, что все равно на них кто-то да женится; приятно было осознавать, что и она, судя по всему, не на столько глупа, и осознает, какими прелестями наградила ее природа. Юноша с трудом мог сдерживать рвущееся возбуждение, с едва скрываемым интересом наблюдая за каждым движением ножки, следя за ней взглядом, изучая, будто очерчивая по контуру, и на миг отметая мысль о том, что это всего лишь игра.
Она была приятна. И в то же время совершенно невыносима, дразня его самыми грязными методами, осознавая, что он не притронется к ней до свадьбы, а потому позволяя себе вольность за вольностью, словно говоря: подойди, возьми; но тут же напоминая, что нельзя. Эйвери мог бы предположить, что все ее действия носят исключительно невинный характер, с той точки зрения, что она сама не осознает силу своей сексуальности, но… Джейс видел огонь в ее глазах, слышал нарочито невинный тон, и отчетливо понимал, что вся эта игра точно спланирована, и рассчитана на то, что он возможно выйдет из себя, нарушит договор, и тогда сам же себя опозорит перед магическим сообществом.

Нет, дорогая, ты ошиблась дверью, когда возомнила, что я похож на неопытного юнца, желающего сиюминутно трахать все, что движется.

Джейс усмехается, едва изгибая брови, слушая каждое сказанное слово, намекающее на его достоинство, другого мужчину, что, несомненно, должно было вызвать ревность в сердце Эйвери, но он лишь фыркает, насмешливо, прячет смех за кашлем, и тут же делает очередной глоток виски.
Пусть уж лучше алкоголь, чем несомненный яд из ее уст, которые так и преследовали ночами. Сколько шлюх у него уже было? Сколько еще будет, прежде чем Эйвери наконец-то получит желаемое, утолит свой голод, сжимая в руках податливое тело супруги.
Его посещали мысли о том, чтобы узнать заранее, какого это. Достать ее волосок, пойти в элитный салон, где за определенную сумму девушка становилась кем угодно, и в тот момент выплеснуть всю ярость, видя воочию ее, но осознавая, что это лишь временная маска.
Он пока не решился на подобный шаг, но мысль данную не отбросил, понимая, что однажды она его таки доведет до того, что в борделе начнут страдать шлюхи от неуемной ярости молодого Эйвери, решившего в очередной раз наказать «невесту».
Джейс все еще с широкой ухмылкой, приступ едва сдерживаемого смеха уже прошел, и он смотрит на нее нахально, откинувшись на спинку кресла, и сцепив руки в замок на животе. Хозяин положения, он наслаждается открывавшимся перед ним зрелищем, и решает немного проучить мерзавку, посмевшую так открыто его дразнить.
Взгляд скользит по округлости ее бедер, Джейс быстро проводит языком по губам, и чуть расслабляет галстук, наблюдая за тем, как Флора ставит бутылку на место, нагибаясь перед ним в наивыгоднейшем ракурсе, позволяя оценить все ее достоинства на расстоянии, оставляя простор для фантазии. А фантазия у Эйвери бурная, и прочность стола он бы с удовольствием проверил, задирая эту треклятую юбку, проводя ладонями по ее бедрам, и укладывая на стол, после чего долго и с жаром брал бы все, что ему полагается по праву подступающего брака.
Но он лишь сглатывает, и снова пьет виски, на миг прикрывая глаза, когда осколки стакана разлетаются по полу. Превосходно устроенное представление, с битьем посуды, и нотками секса, и если расчет шел на то, чтобы вывести его из себя, то у нее почти получилось.
Брюки были тесными практически с самого момента ее появления в его кабинете; сейчас ему казалось, что ткань разойдется по швам, не сумев сдержать рвущееся напряжение, которое он и сам то с трудом мог контролировать головой. Край чулок, запечатавшийся в памяти, позволял мысленно додумать смелый образ искусительницы, и на мгновение даже предположить, что на ней может не оказаться трусиков; и эта мысль, подобно фейерверку, взорвалась в его голове, когда Джейс отчетливо представил, как его пальцы жадно исследуют внутреннюю сторону ее бедер. Здесь, вот на этом столе, и к черту приличия, если она сама пришла, и он может прямо здесь уложить ее животом на поверхность, и сорвать к дементорам эту треклятую юбку. А лучше просто разорвать на части предмет одежды, что так сильно будоражил мысли.
Джонатан встает с кресла, берет в руку стакан, и ведет им по поверхности стола, оглашая комнату глухим звуком своего приближения. Он еще сильнее расслабляет галстук, и останавливается, не доходя до края рабочего стола, взглядом оценивая фигуру Кэрроу, чуть наклонив голову в бок, будто бы придирчиво изучает товар. Едва сощурив глаза, и усмехаясь.
— Уинстон, говоришь? — Одним глотком допивая оставшийся в бокале виски, Эйвери отставляет его в сторону, и подходит к Флоре, замирая возле нее всего в каких-то сантиметрах, достаточно близко, чтобы вдохнуть приятный аромат ее тела, но недостаточно близко для того, чтобы ощутить его жар. — Знаешь, в определенных мужских кругах существуют вечеринки, на которых несколько мужчин, и одна женщина… хозяйка дома, например… — Голос вкрадчив, на полутона ниже, а он щурится, поднимая руку, и заправляя за ушко невидимую прядь из ее прически. — Я могу вызвать его сюда прямо сейчас, не думаю, что он откажется от участия в… этом. И тогда ты сможешь убедиться в том, на сколько я достойный,
подушечки пальцев касаются ее виска, и плавно ползут ниже, к скулам;
— опытный,
голос опускается ниже, до шепота, а его пальцы едва задевают мочку ее ушка,
— влиятельный,
он опускается ниже, ведя подушечками вдоль изгиба ее шеи, медленно, делая глубокий чувственный вдох, и облизывая губы; взгляд неотрывно следит за ее лицом, он смотрит ей в глаза, отмечая каждое изменение в поведении,
— и сильный. — Его рука замирает, едва касаясь тех мест, где так недавно, но на самом деле давно, его пальцы оставляли грубые следы насилия.

Одни хотят использовать
т е б я
другие хотят быть использованными
тобой.

Воздух разряжен, а она стоит перед ним, невинная роза белоснежная; глаза в глаза, и речи так сладки, что он готов был бы упиваться ими еще с мгновенье. Когда-то ему говорили, что все проблемы в бабах, и потому Джонатан лишь обходил стороной всех их, оставался на одну ночь, и исчезал с рассветом, избегая тех чувств, что звались привязанностями.
Эйвери не считал себя слабаком; но сейчас чувствовал, что его нервы сдают, и будь ситуация иной, колени бы уже подкосились, как у барышни. Но он стоял, стоял и молча вдыхал ее аромат, чувствовал ее руки на своем теле, пусть и через ткань рубашки.
Чертова рубашка, сейчас она должна валяться на полу, а девушка возлежать под ним, отчаянно царапая его спину.

Его девушка.
Невеста.

Он должен бы ненавидеть, но к ненависти примешивались чувства, от которых он бежал.
Бежал, когда наблюдал за сестрой издалека; бежал, когда почувствовал, что еще немного, и он утонет в этом омуте, пропадет без следа.
Бежал, пока жизнь протекала мимо него, совсем рядом; и он никогда не пытался узнать Флоренсию ближе, никогда не интересовался ею, самоуверенно полагая, что при заключении брака никаких проблем не возникнет, и она, как и он, понимает необходимость данного союза.
А значит и существовать они должны вместе, действуя слаженно, дабы не испортить, а лишь облегчить жизнь друг друга.
Но некая деталь общей картины все таки выбивалась из строя.

Ее сердце уже было занято, а он имел честь общаться с предметом ее воздыханий.
Весьма грубо общаться, если быть точным; с применением силы, принуждения, что привело к катастрофе; той самой, при которой Джонатан оказался врагом номер один, а тот мальчишка мог выйти сухим из воды. Хотя должно было быть наоборот.
Ибо когда он планировал, — или же действовал импульсивно, — то в его мозгу брошенная Флора плачет, а он утешает ее, играя свою роль и вызывая лишь доверие. Но получилось как получилось, и искры ненависти в глазах, что вырывались наружу и подобно разрядам тока сверкали между их телами что во время танца, что в последующие мгновения.

И Эйвери, вроде как, не возражал; он уже смирился с тем, что невеста ему досталась строптивая, вот только отступать не спешил. Ему было весьма любопытно вести наблюдение за тем, как она старается, как делает все, чтобы вывести его из себя.

Для начала, она попыталась сбить его с ритма при игре на фортепиано; а затем едва не довела до греха в оранжереи их семьи. Он считал, что месячная передышка – это, своего рода, признак смирения и покорности, но…

Но теперь она стоит перед ним, прижимаясь всем своим телом, и он ощущает, как горит ее кожа, и его руки… Они словно живут сами по себе, неуправляемые, но уже обхватывают ее талию, прижимая сильнее к своему телу, пока его взгляд направлен в ее глаза.
Он дышит глубоко, вдыхая аромат Кэрроу, и на мгновение прикрывает глаза, когда ее губы, исследуя кожу на его шеи, вызывают легкую дрожь и мурашки по всему телу.

Столь приятное
В о з б у ж д е н и е

Сладкие сны сделаны из этого.
Кто я такой, чтобы
возражать?

Чувство, которое рвалось наружу, стремясь отключить сознание полностью, но Джейс держится, не позволяя ему взять над собой верх, иначе схватка будет проиграна; а сейчас ему необходимо было доказать свое превосходное владение ситуацией.
И собой.

Он ловит одну ее руку еще до того, как она окончательно ее опустит, зажимая пальцами бережно; вторая его рука продолжает покоиться на талии девушки, не забывая ее прижимать к себе, словно напоминая, что то место, которого она сейчас так необдуманно касалась, вполне сильно ее желает, и он может осуществить это желание прямо сейчас.
Он готов, и ее взгляд приходится Джонатану по душе.

— Ну от чего же в фантазиях. — Его голос глубок и обманчиво ласков, наполнен похоти; он поднесет запястье Флоры к лицу, и мягко коснется его губами, выдыхая, но при этом не сводя взгляда с ее глаз. Он не упустит ни одного, даже малейшего, изменения в ее лице, и в следующий момент отпустит белоснежную руку девушки, ведя своими длинными пальцами по ее коже, поднимаясь выше; эта игра прикосновений его забавляла, и заводила одновременно; подушечки его пальцев касаются ее подбородка, и двигаются к затылку. Найти шпильку не трудно, он тянет за нее, вынимает из волос, позволяя им рассыпаться по плечам; он зароется рукой в ее волосы, и притянет к себе для долгого, чувственного поцелуя, делая шаг вперед и подталкивая к поверхности стола.

Еще один шаг, губы Джонатана смещаются с ее губ к скулам, переходят на шею; он слегка надавит пальцами на ее затылок, запрокидывая голову девушки назад, и приникая губами к быстро пульсирующей жилке на ее шее. Он будет дышать глубоко и медленно, чувствуя приливы возбуждения, что становилось все сложнее сдерживать.
Но мысленно понимая, что далеко себе зайти сам не позволит.

— Я прекрасно знаю, что ты моя, Флоренсия. И брачный договор это отчетливо подтверждает. — Он шепчет, возвращаясь к ее губам, и делая еще один шаг к столу, подводя ее к самому краю столешницы, и останавливаясь. Его губы снова завладевают ее ртом, он целует ее быстро, прижимая к себе так сильно, чтобы не причинить вреда, но дать в очередной раз ощутить все его желание.

— И сейчас, раз уж ты сама так пожелала, я докажу тебе это на деле.

'Cause I wanna touch you baby
And I wanna feel you too
I wanna see the sunrise
On your sins just me and you

В дьявольских глазах горел огонь; они почернели от желания, от нестерпимого, безумного желания обладать этой девушкой, сделать ее своей прямо на этом столе, с тихим рыком преодолевая девственную преграду; целуя, кусая, обнимая, вытворяя с ней все то, о чем он так долго думал.
Джонатан поцелует жадно, словно воздуха не хватает, да только дальше поцелуев не поспешит заходить. Его руки начнут блуждать в беспорядке по ее телу, то зарываться в волосах, потягивая за пряди, и вынуждая наклонять голову, подставляя жадным губам тонкую кожу нежной шейки.

Он мог бы укусить ее посильнее, и разорвать кожу, прорывая артерию, и с яростным отблеском следить за тем, как утекает жизнь из ее глаз; он мог бы причинить ей боль, если бы вдруг захотел; но он… он желал доказать ей, что может быть не таким, каким она его считала.
Он может быть ее мечтой, стать ее любовником, другом, опорой и защитой, если она того пожелает; он покажет ей все свои лучшие стороны, и это поможет ему получить над ней власть. Кому нужна жена-бунтарка? Его жена должна жаждать лишь его объятий, и думать лишь о нем одном, с нетерпением ожидая вечера, когда он выйдет из изумрудного пламени камина, и она бросится в его руки, позволяя сжимать себя, позволяя брать себя так, как ему угодно, но не без удовольствия для нее.
Он мог бы подчинить ее волю грубостью, жестокостью; причиняя боль, и в конце концов сломать ее разум, заставить бояться и беспрекословно выполнять каждое желание; подчиняться.
Но вместо этого Джонатан решил попробовать иной подход, тем более что Флора сама к нему пришла явно с такой же целью. Хотя вот о ее цели он предпочитал не думать.

Было немного странно то, что его невеста решила вот так сама заявиться к нему в кабинет, и даже не сопротивляться, а лишь намекать; было странным то, что он обещал себе держаться от нее как можно дальше, а сейчас так бессовестно нарушает данное себе же слово.
Казалось, что они так близко, и нет между ними этой одежды, нет ничего, лишь их тела, что прижимаются друг к другу, в ожидании продолжения, в ожидании ответной ласки, поцелуя, слова, что способно приласкать, а вовсе не ранить. Да только Джонатан помнил, как горел огонь в ее глазах, как злые слова срывались с губ; помнил и мягкость ее кожи, и страх в глазах, наравне с вызовом, что бросала ему когда-то.
Флоренсия тихо шепчет, подстегивает к действиям, и Эйвери с тихим рыком бросается вперед; пальцы впиваются в нежную кожу бедер, дергают на себя, прижимая теснее, и он слышит. Как трещит платье по швам, не выдержав напора. Дико ухмыляется его в губы, не отрывая взгляд от ее лица, и затем снова целует неистово, будто бы съесть хотел, да только прерывается на мгновение, чтобы припасть губами к ключице, навалиться телом, вынуждая ее наклониться назад, локти подставить, грудь подать вперед, навстречу его губам, что покусывают через тонкую ткань.
Он прижмет ее еще сильнее, разводя ее ноги шире, проталкиваясь вперед, наплевав на платье; руками находя застежку сзади, и потянув ее вниз; пальцы уже спускают одеяние с плеч, оголяют грудь, и Джонатан не думая сжимает одной рукой полушарие, продолжая вести дорожку из поцелуев вдоль изгиба ее шеи.

Он тихо усмехнется, на губах заблудится улыбка; его эмоции возьмут верх, желание будет практически нестерпимым, но все это будет стоить ему массы усилий, чтобы не совершить акт насилия над невестой прямо сейчас.
Джонатан сдержится, но все же позволит себе показать ей, чего она может лишиться, если продолжит вести себя с ним грубо и холодно.
Его руки забираются под юбку Флоры, он находит тонкое кружево трусиков, и тянет вниз, медленно, растягивая удовольствие, и не сводя взгляд с ее глаз. В его глазах немой вызов, на губах похотливая улыбка, он ждет, когда же она его остановит, оттолкнет; снова начнет язвить, и поспешит сбежать, испугавшись за свою невинность.

Он опускается на колени, по-прежнему не сводя с нее взгляда, и до конца стаскивает с нее трусики, тут же убирая их в свой карман. Отдаст потом, а пока подержит у себя, как напоминание о том, что между ними было; или только будет.
Джонатан хотел бы, да не станет смущать ее в первый раз, вернется к губам, но запустит пальцы одной руки ей под юбку, лаская аккуратно, ловя губами каждый вздох, но не позволяя оттолкнуть себя, все так же прижимая за бедро, приподнимая одну ее ножку, позволяя обхватить себя.

— Флоренсия. — На выдохе, не вытаскивая руку из под ее юбки, а лишь углубляя ласку, но не на столько сильно, чтобы повредить ее девственность, он позволит себе усмехнуться, и на мгновение отстраниться от ее губ и шеи, чтобы увидеть туманный взгляд. — Все еще не слишком убедительно?

Он тихо засмеется, беззлобно; снова целуя ее в сочные губы, слегка покусывая. Его возбуждение было на пределе, он готов был взорваться, задрать ее платье еще выше, сорвать с себя брюки, и оказаться наконец-то внутри нее, беря то, что принадлежит ему по праву, но…
С глухим рычанием юноша отходит от девушки, отворачивается, упираясь ладонями в свой стол, делает пару больших вдохов, стремясь утихомирить дыхание, унять сердцебиение, упорядочить мысли; и это удается с большим трудом, его глаза пылают, губы помнят вкус ее поцелуев, а руки хранят остатки тепла. Он едва сдерживается, чтобы не обернуться, и не повалить ее на стол; едва сдерживается, чтобы не вернуться к начатому, довести себя до самого конца; он весь горит, едва держится, по телу проходит едва уловимая дрожь, и юноша, прикрыв глаза и опустив голову, продолжая делать глубокие вдохи, хриплым голосом говорит:

— Это не то место, где я должен взять тебя, Флора. И если ты не хочешь лишиться невинности на этом столе, то тебе лучше уйти. Сейчас.

Он не мог за себя отвечать. Эта женщина довела его до состояния, когда мозг категорически отказывался повиноваться, и держать все эмоции в узде.

Джонатан словно в бездну падал.